Изломанные ветви
Изломанные ветви
Окружающий лес было полон звуков, потусторонних и живых, передвижения животных, дыхания врагов, шелеста листьев, взглядов затаившихся духов и дуновений ветра. Странные изогнутые древние деревья, покрытые темной листвой, так резко контрастирующей со светлыми рельефными ветвями, окружали лагерь в несколько десятков огромных, украшенных перьями и ветками, хижин. Небольшие плетенные «гнезда» оплетали тысячелетние стволы причудливой системой, будучи соединенными хлипкими мостиками и лесенками. А наверху, не скрытое даже искривленными ветвями и высокими, окружающими лес, скальными пиками, раскинулось высокое, огромное небо. Иссиня-черное, словно дорогой бархат, усеянное звездами, будто по дорогой ткани раскатилось оборванная жемчужная нить, далекое и холодное, бескрайнее в своей пустоте и... такое родное, ведь ее народ родился не под солнцем.
В рядом стоящей жаровне пылало странное, темное, иссиня-черное с фиолетовыми искрами, пламя. Танцующие языки сплетались в причудливом танце, мгновенно насыщаясь приглушенным, темно-оранжевым отблеском, стоило поднести руку поближе. Тонкие полупрозрачные язычки тут же обхватывали изящную ладонь, обвивая дымными струйками, даря ощущение потусторонней прохлады и легкого озноба от лихорадочного жара.
-Пламя любит тебя, бессмертная душа,- голос, достигнувший сознания, отдавался металлическим карканьем и глухим шелестом крыльев. Присутствие чего-то могучего и темного, как многие древние духи или боги, не было враждебным и подарило укутывающее ощущение поддержки и защиты, вскоре угаснув.
Командир гарнизона, молодая девушка, медленно убрала руку из огня, склонив голову и пристально, чуть сощурив глаза, продолжив наблюдать за танцем магического огня, разведенного темными жрецами араккоа. Завораживающие движения погружали сознание в странное состояние горькой опустошенности, такой необычайно закономерной после слепящей ярости и оглушающей беспомощности перед течением событий. И пальцы сами хватают жаровню за край, сжимаясь на раскаленном металле и даруя ослепляющее в своей боли чувство незаконченной жизни, позволяя волне безудержного гнева затопить разум и эмоции, снося это обволакивающее, одурманивающее чувство.
Жаровня с яростным криком улетела прочь, разбрызгивая искры и даря тихой ночи оттенок пьянящего угара боевого безумия. Кровь, моментально ускорившая бег, набатом отдавалась в ушах, пульсировала в висках ритмом ударов сердца. Воздух со свистом втягивался в открытый рот, словно легким не хватало его для лихорадочного дыхания, ноздри хищно трепетали, а глаза медленно наливались птичьей чернотой. В глубине сознания, в самом естестве, гордом, непреклонном, пылающем тем ало-багровым беспощадным пламенем, что было в ее имени, рвалось нечто древнее, могучее, давно забытое и укрытое печатями.
-Остановись, эльф!- полный паники крик мужского низкого голоса, лишь с легким звоном птичьего акцента араккоа, остался незамеченным. Присутствие древнего героя, древнего короля, чей дух был заключен странными ритуалами гуманоидных птиц, чья сила была увеличена столетиями неистовой веры и молитв, кого насильно привязали к ней... Кто оказался благороднее своих прислужников, не пожелав заменять ее душу своей.
Здесь, в этом странном мире она вновь чувствовала неизбежную обжигающую боль потерь и терзающее ее опустошение. Горечь медленно отравляла душу, вытесняемая лишь в короткие и ослепляющие, подобно вспышке молнии, моменты болезненной душевной близости. В сладкие мгновения воспоминаний и событий, сохраняемых в памяти с маниакальной бережностью, что приносили терпкое послевкусие наступающего одиночества среди равнодушной, не понимающей, не разделяющей ни капли того вихря эмоций, толпы. И душа, бессмертная, долгоживущая, бедная и истерзанная, душа практически разрывалась на части, медленно, мучительно, словно тонкую оболочку растягивали в стороны затупленными когтями, с кровью, с мясом, оставляя жуткие рваные раны, сочащиеся густой вязкой кровью, медленно стекающей по груди, окрашивающей кожу в темный багровый цвет. И если прикрыть глаза, то можно даже ощутить этот терпкий, пряный запах, оставляющей во рту металлический привкус. Можно почувствовать медленное, ленивое течение крови по телу, ощутить, как она застывает, превращаясь в тончайшую корочку, оставляя причудливые разводы диких, пугающих до ужаса, узоров.
Рот открывается в беззвучном крике, внутренний зверь в последней, тщетной попытке рвется наружу, щеря увеличившиеся клыки и яростно сверкнув янтарно-зеленым цветом глаз, убегает поджав хвост и лихорадочно прячась от того безудержного, древнего и неумолимого, что рвалось изнутри. Водоворот эмоций и чувств, пьянящая эйфория сохраненных светлых и приятных, сладостных и теплых воспоминаний; дикая пляска огня, крови и пламени, безумный угар передовой линии битвы и головокружительный вихрь магии великого множества миров... Все срывается с привязи магических печатей, разрывая грудную клетку вороньим клекотом, разносясь пронзительным птичьим криком по ночному лесу, наполняя ощущением летящего ужаса, ненаправленной ярости и жажды крови и резни, оглашая окрестности леденящим душу криком безысходной, не нашедшей выхода горечи, молниеносно трансформировавшейся в безумное желание мести и убийства.
Молодая девушка стаей черных ворон разлетелась во все стороны.
-Narya, nare onna. Alasaila… Entula,Нарья, огненное создание. Глупая... Вернись- тихий голос не перекрыл неестественного крика, низкий баритон не успокоил мечущееся в древнем безумии создание, но увиденная множеством глаз размытая тень, принадлежащая миру живых, родила короткий выдох, словно ударом вышибленный из легких, судорожно наполнявшихся воздухом для лихорадочного поддержания мечущейся в оковах памяти и чувств жизни.